Понятие «русский мир» в настоящее время актуализировалось в связи с геополитическими событиями, однако его истоки обнаруживаются уже в ранних древнерусских текстах. Постепенно тема «русского мира» стала устойчивой в отечественной литературе. Особым образом она отражается в памятниках, повествующих о переломных моментах истории Руси, где осмысляется вопрос об исторической судьбе государства. В текстах XIV–XV вв. тема «русского мира» актуализируется в связи с победой в Куликовской битве и идеей объединения Русского государства под началом Москвы. Русский мир в памятниках этого периода – особое цивилизационное пространство, географический центр которого переносится из Киева в Москву. В литературе идеализируется образ сильного правителя – лидера русского мира. Таковым предстает в текстах Дмитрий Донской. В литературных текстах XIV–XV вв. усиливается личностное начало, главным образом связанное со служением Родине. В «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» на первый план выходит мысль о единстве всего русского мира с целью победы над врагом, и это отражается в пространственной организации текстов, общерусской географии, в соединении временных пластов, что свидетельствует об общности истории и преемственности поколений, в появлении мотива жертвенности ради спокойного будущего. В «Слове о житии <…> Дмитрия Донского» князь представлен как преемник великих предков, обладающий высокими качествами, какими, в авторском осмыслении, должен обладать истинный человек русского мира. В «Житии Сергия Радонежского» акцентируется внимание на духовном покровительстве святого над Русью и его высокой роли в собирании русских земель. В «Трех посланиях <…> Кирилла Белозерского» содержатся советы об обустройстве обновленного русского мира. На материале памятников можно выделить устойчивые признаки русского мира: общность истории, независимость государства, христианство, стойкость, мужество, жертвенность во имя Отечества.
русский мир, государство, Москва, христианство, Куликовская битва, Дмитрий Донской
Понятие «русский мир» занимает особое место в современной общественно-политической мысли. Прочно войдя в обиход в XIX в., оно актуализировалось на рубеже XX–XXI вв. и особенно остро стало звучать в настоящее время в связи с геополитическими событиями. Это понятие стало предметом научных изысканий исследователей из различных областей гуманитарных и общественных наук, вокруг него возникают дискуссии.
Исследователи расходятся во взглядах на определение русского мира, выделение его границ и признаков. В изучении этого понятия сложилось несколько направлений, или «теоретических школ» [1, с. 4], причем исследовательского единства не существует и в отношении подходов к анализу русского мира (например, по-разному выводят подходы [2–6 и др.]). Однако большинство исследователей признают существование следующих крупных направлений изучения русского мира: геополитического, геоэкономического, цивилизационно-культурного и религиозного.
Геополитический подход предполагает интерпретацию понятия «русский мир» как географической и исторической целостности, стремящейся вернуться к своим естественным границам [7–12]. Группа других исследователей осознает русский мир как геоэкономическое понятие, т.е. рассматривает его как сеть сообществ, целью которой является формирование инновационной экономики с центром – ядром русского мира – Россией [13–15]. Сторонники цивилизационно-культурного подхода рассматривают русский мир как уникальную этнокультурную общность людей, объединенных русским языком, историей, нормами и ценностями, проживают не только в России, но и за ее пределами [1; 16–18]. Исходной точкой религиозного подхода является провозглашение определяющей роли православия, которое рассматривается в качестве базового культурообразующего и государствообразующего фактора становления и развития российской цивилизации [19–22].
Несмотря на достаточно большое количество трудов, посвященных изучению понятия «русский мир», в настоящее время филологических работ, в которых последовательно представлен анализ темы «русского мира» в отечественной словесности, практически нет. С нашей точки зрения, русский мир – это сложное многостороннее явление, представляющее собой объединение людей, связанных общностью истории, русским языком и культурой, ментальностью, привязанностью к России и интересом к ее судьбе, и отразившееся в художественной литературе и публицистике в виде определенного набора тем, сюжетов и образов (см. об этом подробнее: [23]).
Хотя понятие «русский мир» актуализировалось в наши дни, его истоки обнаруживаются уже в ранних текстах древнерусской литературы. Впервые словосочетание «русский мир», как удалось выявить, обнаруживается в «Слове на обновление Десятинной церкви» – памятнике второй половины XI в.: «... славимъ и хвалимъ и кланяемся въ Троицѣ поему Богу, благодаряще того вѣрнаго раба, иже умножи своего господина талантъ не токмо въ Римѣ, но всемус и въ Херсонѣ, еще и въ Рустемъ мирѣ» [24, с. 144]. Показательно, что наряду с этим словосочетанием в памятнике встречаются, например, «Русская земля», «страна Русская», что приводит к выводу о цивилизационном характере этого понятия и о его более широком семантическом наполнении, нежели «страна» и «земля».
Само словосочетание «русский мир» встречается в памятниках отечественной средневековой словесности нечасто. Но элементы концепции обнаруживаются и в «Слове о законе и благодати», где митрополит Иларион обозначает один из ключевых признаков «русского мира» – христианство, осмысляемое как «благодать», выделяющая русский народ среди других народов; и в «Повести временных лет», где тему «русского мира» можно выделить в связи с вопросами строительства, укрепления и защиты государства, в летописи также внимание уделяется фигуре сильного правителя; и в «Слове о полку Игореве», в котором концепция «русского мира» созвучна идее объединения князей и разрозненных земель под началом Киевского престола в целях защиты Родины от внешних врагов.
Постепенно тема «русского мира» стала устойчивой в отечественной литературе. Отметим, что она появляется в текстах в связи с определенным набором тем, мотивов, образов, как, например, тема строительства и укрепления государства [23; 25], тема христианства и христианского пути [23], мотив божественного покровительства [26], образ сильного правителя [27] и др. Особенно ярко тема «русского мира» отражается в памятниках, повествующих о переломных моментах истории Руси, в текстах, где осмысляется вопрос об исторической судьбе государства, мессианском значении Руси. Своеобразное звучание эта тема приобретает в памятниках, посвященных становлению Московского государства [28]. И хотя словосочетание «русский мир» там не встречается, основная проблематика этих текстов не только перекликается с рядом вопросов, поставленных в более ранних памятниках, но и во многом их раскрывает и преломляет особым образом.
В произведениях XIV–XV вв. на первый план выдвигается идея объединения Русского государства во главе с Москвой. Ключевым событием, сыгравшим большую роль в становлении Москвы как центра Русского государства, как нового центра русского мира, является Куликовская битва, которая «подняла политический престиж Москвы, сделав ее подлинной главой русских княжеств. Эта битва подняла русское национальное самосознание и сама явилась <…> результатом роста культурного и общенародного» [29, с. 5]. Идея объединения князей под началом одного – «старшего», главного является сквозной и в «Повести временных лет», и в «Слове о полку Игореве». В памятниках куликовского цикла эта мысль актуализируется и выдвигается на первый план более остро. Фигурой, объединяющей удельные княжества и решающей вопрос независимости Руси, становится Дмитрий Донской.
Личность Дмитрия Ивановича Донского осмысляется в этих произведениях особым образом: в памятнике, имеющем общепринятое наименование «Задонщина», автор называет Дмитрия Донского «великим князем», а житие Дмитрия Донского имеет заголовок «Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитриа Ивановича, царя рускаго» [30, с. 206]. Как известно, первое венчание на царство было совершено в 1498 г. Иваном III, который благословил на царствование своего внука Дмитрия. Однако первым русским царем считается Иван IV: в 1547 г. впервые проводилась полноценная церемония венчания на царство. В связи с этим именование Дмитрия Ивановича Донского царем более чем за 150 лет до официального закрепления этого титула видится нам неслучайным, так как царский титул связывается с единодержавием, преодолением княжеских усобиц и идеей общегосударственного начала и свидетельствует о «вотчинном характере власти великого князя московского над всеми частями Руси» [31, с. 7]. Такое восприятие фигуры Дмитрия Донского предвосхищает события XV–XVI вв. – становления и укрепления Русского централизованного государства, утверждения его авторитета на мировой арене: использование титула «царь» «засвидетельствовало утверждение нового статуса московского князя на международной арене» [32].
В памятниках этого периода неоднократно подчеркивается единство правящей династии на Руси, ее родословная и историческая общность: «Братия и князи руские, гнѣздо есмя были великого князя Владимера Киевскаго» [33, с. 106], «Сами себѣ есми два брата, а внуки великаго князя Владимира Киевскаго» [33, с. 110], «Братие князи русские, гнѣздо есмя князя Владимера Святославича Киевъского, емуже откры Господь познати православную вѣру» [34, с. 148]. Соотнесение правящего рода с великим предком – Владимиром Святославичем Киевским – акцентирует внимание не только на общем происхождении русских князей, но и на преемственности Москвы от Киевской Руси, на перемещении территориального и культурного центра русского мира в Москву.
В «Слове о житии и о преставлении <…> Дмитрия Ивановича» (далее – «Слово о житии…») автор уделяет особое внимание высокородному происхождению великого князя: «Внук же бысть православнаго князя Ивана Даниловича, събрателя Руской земли» [30, с. 206]. Упоминание Ивана Даниловича Калиты, при котором началось собирание русских земель вокруг Москвы, неслучайно: это подчеркивает, что Дмитрий Донской является продолжателем дела своего великого предка. Интересно метафорическое выражение «корене святого и Богом насаженаго саду, отрасль благоплодна и цвѣт прекрасный царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Рускую» [30, с. 206], в котором происхождение Дмитрия Донского связывается с родом Владимира Святославича. Княжеский род в представлении автора подобен мировому древу, образ которого «соотнесен с общей моделью брачных отношений и шире – с преемственной связью поколений, генеалогией рода в целом» [35, с. 400]. Образ мирового древа не только выдвигает на первый план идею древнего происхождения общего рода правителей Руси, но и соотносится с мыслью об упорядоченном устройстве всего русского мира, ведь древо «становится моделью культуры в целом, своего рода “древом цивилизации” среди природного хаоса» [35, с. 404].
В памятниках, посвященных событиям Куликова поля, сквозным является мотив единства. Он проявляется, во-первых, в представлении объединения разных князей в борьбе с противником, единстве князя и дружины: « ... стоят мужи навгородцкие у святыя Софии, а ркучи тако: “Уже нам, брате, не поспѣть на пособь к великому князю Дмитрею Ивановичю?”» [33, с. 106], «Братия и князи руские <…> Не в обиде есми были по рожению ни соколу, ни ястребу, ни крѣчату, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю!» [33, с. 106], «И мы, государь, днесь готови есмя умерети с тобою» [34, с. 150]. Безусловно, объединенные силы Дмитрия Донского, князей-братьев, бояр направлены на победу над врагом и борьбу за независимость Русского государства, но такое единство – особенное, «братское» – можно рассмотреть как сплочение людей всего русского мира: «русский переживает мир, исходя не из “я”, а из “мы”», «Русские таинственным образом объединены духовной связью» [36, с. 11–12].
Во-вторых, важна мысль об общерусской географии: в памятниках показаны не отдельные княжества, а вся Русь в ее территориальном масштабе – упоминаемые Новгородская, Рязанская, Киевская земли осмысляются как составляющие единого государства во главе со «славным градом Москвой», при этом Русская земля – это «не просто фон для изображения событий, а живое существо, которое эмоционально реагирует на все происходящее» [37, с. 133]: «Руская земля сѣдитъ невесела <…> тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаючи» [33, с. 104], «нынѣ еще Русскаа земля уныла и не имать уже надежи» [34, с. 156].
Наконец, можно сказать о совмещении временных пластов: повествование и в «Задонщине», и в «Сказании о Мамаевом побоище» органически соединяет прошлое, настоящее и будущее. Неоднократное обращение к истокам княжеского рода, Русского государства утверждает не только общность истории, но и прочную цивилизационно-культурную основу всего русского мира. В «Сказании о Мамаевом побоище» интересен эпизод, связанный с обращением к предкам: «Князь же великий Дмитрей Ивановичъ з братом своим <…> приступи къ гробом православных князей прародителей своих, и тако слезно рекуще: “Истиннии хранители, русскыа князи <…> нынѣ помолитеся о нашем унынии, яко велико въстание нынѣ приключися нам, чадом вашим, и нынѣ подвизайтеся с нами”» [34, с. 154]. Призыв на помощь в борьбе с врагом покойных предков усиливает идею о единстве князей, которое является необходимым условием в обретении независимости Русью. Соединение живых и мертвых обращает к идеалам прошлого, напоминает о целостности русского мира и его скреплении духовными ценностями: недаром предки названы «истинными хранителями» и «православныа вѣры христианскыа поборьници».
Д.С. Лихачев справедливо отмечает: «Главная черта этого периода – рост личностного начала» [29, с. 7]. Но личностное начало проявляется не в индивидуализме, а в служении Родине: «В эпоху борьбы с игом выступали вперед личные свойства человека: его преданность князю, его стойкость, неподкупность, независимость, мужество» [29, с. 7]. В связи с этим можно выделить мотивы жертвенности и мученичества ради будущего, и эти мотивы устойчивы во многих памятниках отечественной словесности, где находит отражение тема «русского мира». Так, в «Задонщине», «Сказании о Мамаевом побоище», «Слове о житии…» неоднократно повторяется мысль о готовности дружины сложить головы за землю Русскую, христианскую веру, великого князя: «... не пощадим живота своего за землю за Рускую и за вѣру крестьяньскую и за обиду великаго князя Дмитрея Ивановича!» [33, с. 108], «И мы, государь, днесь готови есмя умерети с тобою и главы своя положыти за святую вѣру христианскую и за твою великую обиду» [34, с. 150]. В «Слове о житии…» мотив жертвенности звучит особенно необычно: «Ркли есмя, тобѣ служа, живот свой положити, а нынѣ тебе дѣля кровь свою прольемъ, и своею кровию второе крещение приимемь» [30, с. 210]. Символично упоминание «второго крещения». Автором теории о «втором крещении» в связи с монашеским постригом считается преподобный Феодор Студит: «Идеи преп. Феодора Студита о возрождающем значении монашеского пострига привились в среде византийского монашества и породили даже особые трактаты, посвященные доказательству идеи о великой схиме, как о втором благодатном крещении» [38, с. 13]. Однако здесь слова о «втором крещении», вложенные в уста княжеской дружины, можно интерпретировать как готовность отдать жизнь земную ради будущего великой Руси, ради обновления и возрождения каждого христианина и всего русского мира.
Идеалами мучеников, пострадавших за христианские ценности, являются Борис и Глеб, «сродники великого князя». Неоднократное упоминание этих святых, авторское обращение к ним неслучайно: Борис и Глеб – символы не только мученичества, но и независимости Руси, ведь, как известно, «Почитание этих первых русских святых приобрело характер национального культа, оно было связано с осуждением братоубийственных распрей, с идеей сохранения единства Русской земли» [39, с. 52]. Можно сказать, что святые Борис и Глеб становятся небесными спутниками русского мира, напоминающими об ужасах княжеских усобиц.
Невозможно обойти стороной мотив небесного заступничества, который характерен для многих древнерусских памятников, в особенности – для воинских повестей. В памятниках о Куликовской битве этот мотив трансформируется и получает выражение в образе Сергия Радонежского, который благословляет князя Дмитрия и его дружину на победу: «Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Поиди противу безбожныхъ, и Богу помагающу ти, побѣдиши и здравъ въ свое отечьство с великыми похвалами възъвратишися» [40, с. 372]. В словах преподобного старца прослеживается мысль о великом назначении князя как защитника христиан, ответственного перед Богом. Незримо присутствуя на поле битвы, Сергий Радонежский становится хранителем русского мира, поставленным самим Богом оберегать Русь и помогать в борьбе с врагом: «Святый же тогда по предреченному, яко прозорливый имѣя даръ, вѣдяше, яко близ вся бываемаа. Зряше издалече, бяше растоаниа мѣстом и многы дни хождениемь, на молитвѣ съ братиею Богу предстоа о бывшей побѣдѣ на поганыхь» [40, с. 374].
Важно отметить, что мысль о русском мире в разных памятниках, обращенных к событиям Куликова поля, направлена в будущее: именно с будущим связываются авторские надежды на возрождение и обновление русского мира после освобождения от ордынского ига. В связи с этим многие памятники могут служить своего рода сводом правил для будущих поколений. Так, в одном из фрагментов «Слова о житии <…> Дмитрия Ивановича» автор призывает: «... да се слышаще, царие и князи, научитеся тако творити» [30, с. 212], тем самым представляя жизнь и подвиги Дмитрия Донского как модель поведения поистине великого князя. В «Посланиях Кирилла Белозерского», которые адресованы сыновьям Дмитрия Ивановича – продолжателям дела великого отца – можно выделить конкретные советы, направленные на обустройство и гармоничное существование обновленного русского мира: «И ты, господине, внимай себѣ, чтобы корчмы в твоей отчинѣ не было <…>. Такоже, господине, и мытов бы у тобя не было <…>. Такоже, господине, и разбоя бы и татбы во твоей отчинѣ не было» [41, с. 434]. Кирилл Белозерский акцентирует внимание на большой роли князя-правителя, который «своимъ людемъ от Бога поставлен», и призывает к почитанию морально-нравственных и христианских законов, которые являются духовными скрепами русского мира, чтобы нашествие «иномирных», чужих, врагов не повторилось, ведь это – Божье наказание за грехи.
Таким образом, памятники письменности, посвященные значимому для истории Руси событию – Куликовской битве, отражают и тему единства Русской земли, русского мира, которая проявляется в этих текстах в особом свете – прежде всего, в связи с ростом личностного начала, заключающегося в мужественном служении Родине. Русский мир в памятниках этого периода показан как претерпевающее изменения особое цивилизационное пространство, географический центр которого перемещается из Киева в Москву, но ценностные ориентиры, складывающие это целостное явление, остаются неизменными: общность истории, независимость государства, христианство, стойкость, мужество, жертвенность во имя Отечества.
1. Никонов, В.А. Не воспоминание о прошлом, а мечта о будущем / В.А. Никонов // Стратегия России. - 2010. - № 3. - URL: http://sr.fondedin.ru/new/fullnews_arch_to.php?subaction=showfull&id=1269860718&archive=1269860794&start_from=&ucat=14& (дата обращения: 25.10.2022).
2. Алейникова, С.М. «Русский мир»: белорусский взгляд / С.М. Алейникова. - Минск: РИВШ, 2017. - 240 с.
3. Кочеров, С.Н. Русский мир: проблема определения / С.Н. Кочеров // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2014. - № 5. - С. 163-167.
4. Кривопусков, В.В. Концепт «русский мир»: принципы и возможности методологических подходов / В.В. Кривопусков // Вестник Адыгейского государственного университета. - 2016. - Вып. 1 (174). - С. 111-119.
5. Назарова, Г.Ф. Русский мир: обновление подходов к концепции / Г.Ф. Назарова, А.В. Фокина // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2015. - № 6 (69). - С. 338-343.
6. Пенькова, Е.А. Русский мир как фактор социальной идентификации российской молодежи: дис. ... канд. соц. наук: 22.00.04 / Екатерина Александровна Пенькова; Рос. гос. социал. ун-т. - Москва, 2012. - 164 с.
7. Андреев, А.Л. Русский мир как фактор российской политики / А.Л. Андреев // Мир и политика. - 2011. - 10 января. - С. 94-102.
8. Жаде, З.А. Российская цивилизационная идентичность в меняющемся мире / З.А. Жаде // Власть. - 2014. - № 4. - С. 53-58.
9. Дугин, А.Г. Геополитика России / А.Г. Дугин. - Москва: Академический Проект; Гаудеамус, 2012. - 424 с.
10. Кара-Мурза, А.А. Как возможен Русский мир / А.А. Кара-Мурза // Смыслы и ценности Русского мира: сборник статей и материалов круглых столов. - Москва: Фонд «Русский мир», 2010. - С. 15-19.
11. Столяров, А.М. Русский мир / А.М. Столяров. - Санкт-Петтербург, 2004. - URL: https://www.rulit.me/books/russkij-mir-read-11836-1.html?ysclid=l5k3s6h687535110274 (дата обращения: 05.10.2022).
12. Цымбурский, В.Л. Остров Россия. Перспективы российской геополитики / В.Л. Цымбурский // Полис. Политические исследования. - 1993. - № 5. - С. 6-21.
13. Неклесса, А.И. Русский мир / А.И. Неклесса. - URL: http://www.intelros.ru/intelros/reiting/reyting_09/material_sofiy/ 8324-russkij-mir.html (дата обращения: 28.09.2022).
14. Полоскова, Т.В. Русский мир: мифы и реалии / Т.В. Полоскова, В.М. Скринник. - Москва: Московский фонд «Россияне», 2003. - 130 с.
15. Щедровицкий, П.Г. Русский мир. Возможные цели самоопределения / П.Г. Щедровицкий // Независимая газета. - 2000. - URL: http://www.archipelag.ru/authors/shedrovicky_petr/?library=2015 (дата обращения: 07.10.2022).
16. Петухов, В.В. Русские и «русский мир»: исторический контекст и современное прочтение / В.В. Петухов, Р.Э. Бараш // Полис. Политические исследования. - 2014. - № 6. - С. 83-101.
17. Тишков, В.А. Русский мир: история и география / В.А. Тишков // Русский мир в меняющемся мире. - Москва, 2018. - С. 13-34.
18. Фатющенко, В.И. Русский мир в контексте мировых цивилизаций: курс лекций / В.И. Фатющенко. - Москва, 2009. - 316 с.
19. Жукова, О.А. Философия русской культуры. Метафизическая перспектива человека и истории / О.А. Жукова. - Москва: ООО Издательство «Согласие», 2017. - 624 с.
20. Святейший Патриарх Кирилл. Русский мир - особая цивилизация, которую необходимо сберечь. - URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/3730705.html (дата обращения: 06.01.2022).
21. Савельева, И.Ю. Дискурс о Русском мире: мифы и реальность / И.Ю. Савельева // Российская школа связей с общественностью. - 2015. - № 6. - С. 175-184.
22. Семенова, Г.П. Русский мир и Православная церковь России / Г.П. Семенова // Научные труды Северо-Западного института управления. - 2013. - Т. 4. - № 2 (9). - С. 213-224.
23. Ларионова, М.Ч. Тема «русского мира» в древнерусской литературе / М.Ч. Ларионова, А.С. Тищенко // Русская старина. - 2019. - № 10 (2). - С. 86-94.
24. Оболенский, М.А. О двух древнейших святынях Киева: мощах св. Климента и кресте великой княгини Ольги / М.А. Оболенский // Киевлянин. Кн. 3. - Москва, 1850. - С. 139-150.
25. Тищенко, А.С. «Повесть временных лет»: к вопросу о формировании понятий «русский мир» и «Русская земля» // Двадцатый Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура»: материалы Всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием. - Челябинск: ЧГИК, 2022. - С. 135-140.
26. Тищенко, А.С. Тема «русского мира» в «Повести о разорении Рязани Батыем»: оппозиция «свой - чужой» / А.С. Тищенко // Известия волгоградского государственного педагогического университета. - 2021. - № 9 (162). -С. 171-178.
27. Ларионова, М.Ч. Идея «Москва - третий Рим» Филофея: к вопросу о формировании понятия «русский мир» /М.Ч. Ларионова, А.С. Тищенко // Русская старина. - 2020. - № 11 (2). - С. 83-90.
28. Тищенко, А.С. Русский мир и его признаки в «Переписке Андрея Курбского с Иваном Грозным» / А.С. Тищенко // Известия Южного федерального университета. Филологические науки. - 2022. - Т. 26, № 3. - С. 80-93.
29. Лихачев, Д.С. Литература времени национального подъема / Д.С. Лихачев // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 5-28.
30. Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 205-227.
31. Агоштон, М. Титул правителя Московского государства (1474-1533 гг.) / М. Агоштон // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. - 2004. - № 9. - С. 6-16.
32. Ситкевич, Ю.В. Эволюция титулатуры московских князей в практике отношений со странами Центральной и Восточной Европы (последняя четверть XV - первая четверть XVI в.) / Ю.В. Ситкевич // Журнал международного права и международных отношений. - 2014. - № 4. - С. 33-37.
33. Задонщина // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 104-119.
34. Сказание о Мамаевом побоище // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 138-189.
35. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. Т. 1. - Москва: Российская энциклопедия, 1994. - С. 398-405.
36. Неженец, Н.И. Концепты русского национального характера / И.И. Неженец // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2015. - № 4 (66). - С. 10-14.
37. Сторожева, А.А. Пространственная оппозиция в произведениях Куликовского цикла // Слово. Словесность. Словесник: материалы Международной научно-практической конференции преподавателей и студентов. - Рязань, 2022. - С. 130-133.
38. Пальмов, Н.Н. Пострижение в монашество. Чины пострижения в монашество в Греческой церкви: историкоархеологическое исследование / Н.Н. Пальмов. - Киев: Типография И.И. Чоколова, 1914. - 436 с.
39. Кусков, В.В. История древнерусской литературы / В.В. Кусков. - Москва: Высшая школа, 2003. - 336 с.
40. Житие Сергия Радонежского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 253-411.
41. Три послания и Духовная грамота Кирилла Белозерского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6. - Санкт-Петербург: Наука, 1999. - С. 424-439.
