Россия
В статье на материале стихотворений на русском языке для детей Николая Курилова (1949 г.р.), одного из основоположников детской юкагирской литературы, автор рассматривает образную систему. В нее включены мальчик, его родители, бабушка, братья, дети, представители фауны, природное явление, предметная реалия. Отличительная черта образной системы – это деление по количеству персонажей: чаще всего описывается или один герой, или группа (мы). Значимыми для понимания образной системы являются категории комического и ужасного. Сделаны выводы о том, что юкагирская поэзия для детей является достойной продолжательницей традиций русской литературы. Выделен ряд сходств и отличий с образной системой русской поэзии для детей. Эволюция образной системы стихотворений на русском языке для детей связана с трансляцией национальной картины мира и элементов национального мировоззрения. Одно из условий эволюции поэтики – единые для поэта и переводчика представления о поэтике детской поэзии.
детская литература, литература для детей, детская поэзия, стихотворения для детей, переводная поэзия, миноритарная литература, поэтика, эволюция поэтики, образная система, Николай Курилов
Поэзия для детей – особая сфера художественной литературы. О. С. Левченкова (Октябрьская) говорит о феномене детской литературы как о «многомерном и многоуровневом явлении, состоявшемся и занявшем особую нишу в общем литературном процессе» [1, с. 355] и одновременно видит в ней «живой, постоянно развивающийся организм, самобытно и оригинально реагирующий на все требования времени» [там же]. В детской литературе в целом (и в поэзии для детей в частности) исследователи обнаруживают и «канал передачи культурных ценностей» [2, с. 248], и активное игровое начало [3, с. 12; 4, с. 116, с. 167; 5, с. 83].
Однако С. М. Лойтер именно поэзии отводит особое место: «Детская поэзия – самостоятельная область искусства и поэзии, в которой специфика детской литературы проявляется с наибольшей полнотой и выраженностью» [4, с. 4], причем обнаруживает в ней лирику «особого свойства»: «это лирика детства, художественный мир детской неповторимости» [там же, с. 168]. Н. В. Зайцева, изучая современную детскую поэзию, заостряет внимание на «возрастной» специфике, находя в ней основание «для признания за детской поэзией самостоятельного культурного феномена» [5, с. 82]. По мнению Н. В. Зайцевой, «на основе специфики детского восприятия формируются особенности детской поэзии» [там же].
Поэтика поэзии для детей, как считает В. А. Рогачев, включает в себя следующие компоненты: анимизм и антропоморфизм, синкретизм детского мировосприятия, энциклопедичность, детский эгоцентризм, снисходительность к миру и доброту юного человека [6, с. 31]. К числу компонентов поэтики, по мнению С. М. Лойтер и М. Д. Яснова, относятся местоименная поэтика, «олицетворение, словотворчество, игра словом и звукообразы, диалогичность и вопросо-ответная форма» [7, с. 105]. При этом исследователи разграничивают поэтику «взрослой» лирики и поэтику детской лирики: «…одни и те же приемы поэтики репрезентируют и во "взрослой" лирике, но в детском стихе они существуют в своем концентрированном, "сгущенном" виде. Не обилие тропов, а особый спектр поэтических приемов, степень их концентрации, то, как они пронизывают все уровни текста по вертикали и горизонтали, является характерологической и психологической особенностью детской поэзии, отличающей ее от “взрослой”» [там же].
Л. В. Калашникова и Д. А. Любимова, изучив переводы детских английских стихов на русский язык, акцентируют внимание на особенностях образной системы и ее воздействии: «Детские стихи создаются для детского восприятия, они должны быть короткими, содержать яркие объемные образы, включающие фантазию, множество забавных персонажей, диалогов, нести положительные эмоции и порождать интерес» [8, с. 235]. К схожим выводам приходит и И. А. Кажарова, проанализировавшая детскую поэзию Ю. Пхитикова: «…в ряду определяющих черт детской поэзии <…> оказываются диалогичность, сюжетность, умелое использование звуковой инструментовки и графики» [9, с. 37]. Не остались без внимания и образы поэзии для детей. Так, например, исследователи рассматривают образы девочки, мамы, отца, бабушки, детей в стихотворениях А. Л. Барто и Е. А. Благининой [10, 11], особо выделяют образ шалуна [12, 13], возникший во второй половине ХХ в. В этом ключе интересным представляется опыт взаимодействия русской литературы с миноритарной литературой (в частности, с юкагирской поэзией для детей), которая является самостоятельной ветвью поэтики русскоязычной литературы.
Семья Куриловых имеет особое значение для культуры юкагиров XX–XXI вв. Старший брат Семен – прозаик, средний Гаврил – доктор филологических наук, лингвист, педагог, прозаик, поэт, драматург, младший Николай – художник, прозаик, поэт, драматург. Николай и Гаврил Куриловы считаются «основоположниками детской юкагирской литературы. На их счету стихи для детей дошкольного возраста и учащихся начальных классов, сборники сказок; учебное пособие, помогающее детям осваивать азы чтения с самого раннего возраста» [14, с. 73]. При этом детская поэзия юкагиров для детей достаточного освещения в исследовательской литературе не получила. На русском языке доступны буквально две публикации. Поэтому обращение к вынесенной в заглавие статьи теме представляется и актуальным, и отличающимся научной новизной.
Ю. Г. Хазанкович и С. В. Сергеева в 2020 г., обращаясь к теме рефлексивного прочтения детской литературы юкагиров середины ХХ–начала ХХI в., сетуют на то, «что в арсенале национальной словесности палеоазиатского народа имеется незначительное количество детской литературы, которая была создана юкагирскими писателями на родном и русском языках» [15, с. 70], ведь именно национальной детской литературе отводится особая роль – транслировать «национальные колоритные образы, увлекательные сюжеты, берущие исток в юкагирском фольклоре» [там же], национальная детская литература «формирует национальную идентичность и культуру юного читателя-юкагира, знакомит маленького инонационального читателя с культурой другого народа и воспитывает гражданина многонациональной страны» [там же].
Интерес представляет и статья А. Д. Сысолятиной и С. Ф. Филатовой, посвященная изучению образов Арктики в детской поэзии Н. Н. Курилова, поскольку в русскоязычный научный оборот вводится анализ сборника стихотворений для детей на юкагирском языке «Мой малахай» (1988). Изучая систему образов и тематику стихотворений, исследовательницы отмечают: «В книге <…> показано детское восприятие мира – восприятие мальчика, живущего в тундре, хорошо понимающего и чувствующего природу» [16, с. 102]. Исследовательницы характеризуют образную систему и ее особенности: «Маленький мальчик, живущий в тундре, рассказывает о своих повседневных делах и заботах, об отце и дедушке – опытных охотниках, о маме-рукодельнице, о животных и растениях, которые его окружают: оленях, собаках, белке, куропатке, морошке, тальнике. Явления природы он воспринимает как живые» [там же].
Другие сборники и подборки стихотворений Н. Курилова свидетельствуют о том, что схожие черты образной системы в целом характерны для творчества юкагирского поэта. Цель статьи – исследовать образную систему стихотворений юкагирского поэта Николая Курилова для детей в свете эволюции поэтики русскоязычной поэзии. Первая задача – рассмотреть героев, выявить их национальные черты, вторая задача – изучить особенности категорий комического и ужасного как средства формирования образной системы, оценить специфику их реализации в обозначенном материале. В качестве методов исследования были выбраны описательно-функциональный, структурно-типологический и культурно-исторический. Материалом для статьи послужили стихотворения Н. Курилова, изданные в двух сборниках и шести публикациях в журналах для детского чтения [17–23]. В совокупности было исследовано 20 стихотворений, при этом некоторые из них повторяются. Самым популярным оказалось стихотворение «Об олененке пою» (встретилось в рассмотренном материале четырежды), «Паучишка, будь здоров» (трижды), «Скачем, скачем на оленях!» и «Я – рыбак» (дважды). Стихотворения представлены в переводах М. Яснова, Л. Коноплянко или подстрочными переводами самого Н. Курилова.
«Художественные произведения, созданные тем или иным народом, содержат важные идеи, образы, сюжеты, мотивы, одновременно и отражающие национальную/индивидуальную картину мира, и формирующие ее. Особую роль при этом играет поэзия…» [24, с. 231]. В стихотворениях Н. Курилова лирический герой – мальчик, с которым взаимодействуют члены его семьи (при этом из описания места проживания и занятий становится понятно, что речь идет о коренных народах Севера). Подтверждением этому служат и включенные в стихотворения на русском языке слова, употребляемые северными народами: аргиш (караван из вьючных животных), кукуль (спальный мешок из шкур животных), яранга (жилище). Ряд других слов – ниме (дом), Иранал (кличка оленя) – указывает на принадлежность героев к юкагирам.
В 17 стихотворениях говорится о людях. В части из них члены семьи называются прямо: мама, мать, папа, отец, бабушка, брат, братишка, дети (сиблинги). Обращает на себя внимание, что речь идет о самых близких родных, проживающих под одной крышей. При этом образы сестры, сестер или дедушки в проанализированных стихотворениях не встретились. В других стихотворениях используется местоимение мы (и это самое популярное наименование собирательного образа; кроме него один раз встречается наименование дети). Под местоимением мы угадываются члены семьи (например, речь идет о живущих в одной яранге), люди, проживающие вместе или недалеко друг от друга, это могут быть члены семьи или односельчане (они вместе скачут на оленях, сушат сети), а также дети (качаются на качелях, при этом неясно, изображаются сиблинги или же соседские ребятишки). Включенным в образную систему оказывается и герой, далекий от жизни юкагиров. Так, в стихотворении «Качели» говорится о том, как дети качаются на качелях, и их занятие помогает будто бы не только оказаться рядом с далекими географическими объектами, но и подняться на небывалую высоту: Ой, с ракетой поравнялся, / Космонавту подмигнул! [22, с. 7]. В качестве образов выступают и животные, и неодушевленные предметы, что в полной мере соотносится с традиционной поэтикой стихотворений для детей. Такими образами оказываются гусиная стая, ледоход, свечка.
Отличительной чертой образной системы стихотворений Н. Курилова для детей является деление по количеству персонажей: чаще всего описывается или один герой, или группа (мы), при этом группа количественно не характеризуется. В первом случае значимым представляется индивидуальное восприятие мира, персональная реакция героя на то или иное событие. Например, мать и старший брат смеются, наблюдая неудачную попытку героя заарканить оленя, но описывается не совместный смех героев, а раздельная реакция: Смеётся брат, смеётся мать [17, с. 11]. Во втором случае групповое действие указывает на ценность совместных усилий, когда группа функционирует как единый субъект: Скачем, скачем на оленях / … Всех мы видим – все нас видят! [20, с. 14]. Только в одном стихотворении («Я – рыбак») речь идет о паре героев. Это отец и сын, отправившиеся на рыбалку. В подобном случае рыбалка не воспринимается как действие, производимое парой героев как одним субъектом, поскольку возникает ряд нюансов, в числе которых четкое разграничение ролей: и обучение сына необходимым жизненным навыкам, и добыча отцом рыбы для семьи, и посильная помощь отцу, и возможность реализовать потребность в близком, без присутствия других людей, общении сына и отца.
Одна из особенностей образной системы, представленной в стихотворениях Н. Курилова, заключается в том, что в ней редко описывается внешность героев. Так, говорится о мальчике, в руке которого зажат аркан, о щеках, о правом и левом боках. Изображается и цвет кожи, причем герой оказывается нарисованным карандашами на бумаге: «Папа, красный от мороза» [22, с. 11]. При этом стихотворения изобилуют действиями героев, что, собственно, в полной мере соотносится с поэтикой русской поэзии для детей. Самым активным оказывается собирательный образ мы (обнаружено 10 действий). Так, мы бережем пауков в яранге [23, с. 13], скачем на оленях [20, с. 14], сушим сети [22, с. 4], качаемся на качелях [там же, с. 7], ловили своих ездовых оленей [там же, с. 14], разобрали ярангу [там же], сняли ровдугу [там же], готовимся к кочевке [там же, с. 15], кочуем [там же], поедаем рыбу чир [18, с. 21]. Лирический герой совершает восемь действий: поет песенку олененку [23, с. 12], познает окружающий мир [21, с. 12], рисует цветными карандашами [22, с. 11], сидит в лодке и держит чайник и сеть [19, с. 9], заарканил олененка [22, с. 8], пытается заарканить взрослого оленя [17, с. 11], ест оладьи [18, с. 20].
Третьим по активности оказывается братишка. В стихотворениях Н. Курилова разграничиваются брат и братишка. Брат старше лирического героя (и он совершает только одно действие – смеется над попыткой младшего брата заарканить взрослого оленя [17, с. 11]), а братишка – младше лирического героя. Чаще упоминается о действиях братишки: он веселится, роняет стакан с компотом, плачет [там же], ест оладьи и поет [там же], спит [19, с. 8], играл [там же].
Мама менее активна, чем дети. Ее действия связаны как с выполнением материнских функций, так и с эмоциональной реакцией на поступок младшего сына. Так, она печет оладьи (причем в одном случае речь идет о нарисованной маме) [22, с. 11; 17, с. 20], заштопывает дыры [22, с. 11], едет на нарте с кибиткой [там же, с. 15], в которой находятся ее дети, смеется над неловкостью сына [17, с. 11]. Отцу же приписывается меньше действий: он заносит в дом дрова (этот отец нарисован) [22, с. 11], дает сыну карандаши [там же], едет на первой нарте (так обозначается его лидирующая позиция в семье) [там же, с. 15]. В одном из стихотворений встречается и такая пара персонажей, как лирический герой и его отец, которые плывут в лодке на рыбалку [19, с. 9]. Еще по одному разу в стихотворениях говорится о сиблингах (они едут в кибитке) [22, с. 12] и бабушке, которая ставит точное время на будильнике [там же].
В стихотворениях транслируется традиционная модель поведения для каждого члена семьи. Отец заботится о выживании семьи (добывает пищу и обучает сына трудовым навыкам, заботится о его развитии, обеспечивает тепло в доме, ведет аргиш). Мать вкусно кормит, следит за состоянием одежды, опекает детей. Бабушка в силу возраста выполняет действия, не требующие физических усилий (заводит будильник). Маленький ребенок играет и поет, вкусно ест и пьет, спит, еще не полностью контролирует свою моторику. Ребенок постарше задействован в детских играх и занятиях (играет самостоятельно и в компании других детей, качается на качелях, рисует и поет, вкусно ест, помогает старшим, пытается самостоятельно осваивать взрослые трудовые навыки, бережно относится к природе).
В образную систему включены и представители фауны, и природное явление, и даже предмет, которым семья пользуется каждый вечер. Все это в полной мере соотносится с поэтикой русской поэзии для детей. Гусиная стая (стихотворение «Поздняя весна») возвращается на родину и видит, что в тундре еще не сошел снег. Гуси, подобно людям, удивляются: Странные нынче / Творятся дела, / Ланг-ланг! / Мы прилетели, / А тундра – бела! [там же, с. 3].
Льдины маленькому ребенку кажутся похожими на животных, видимо, на оленей, которых он, житель тундры, видит ежедневно: Словно стадо, ходят льдины, / Чешут спины и бока [там же, с. 4]. А вот маленькая, запоздавшая льдинка, скорее, напоминает самого ребенка или олененка, отделившегося от стада: Зазевавшаяся льдинка / Догоняет облака [там же]. Маленькая свечка, горящая в доме, оказывается ярче и привлекательнее звезд на небе, даже сами звезды очарованы ее огоньком:
В темной ночи тундры / Свечка светит в доме: / В дымоходе звезды / Просятся в ниме [18, с. 21].
В стихотворениях для детей особенно важен положительный эмоциональный посыл. Он связан и со знакомством с окружающим миром, и с осознанием ребенка самого себя значимой частью этого мира, а окружающий мир – находящимся в близком родстве с собою: Всё, что рядышком со мною, – / Это всё мое родное! [21, с. 12].
Лирический герой и его родные часто испытывают положительные эмоции. Радость вызывают и поездка с родителями в аргише: И вот – / Мы едем! Мы едем! [22, с. 15]), и поездка на оленях верхом: Скачем, скачем на оленях – / Только ветер вьётся вслед! [20, с. 14], и встречающиеся в пути дикие олени [там же], и качание на качелях:
Вот мы заняты какой / Удивительной игрой: / Ах! – / И я за той рекой! [22, с. 7].
Очевидно и ожидание схожего эмоционального отклика на собственное действие от других людей, которые, как представляется ребенку, тоже вовлечены в его игру: Смотрите, / Сейчас приедем! [там же, с. 15]. Так формируется положительное восприятие жизни и окружающего мира.
Значимыми для понимания образной системы стихотворений Н. Курилова для детей являются две эстетические категории – комического и ужасного. Чаще всего говорится о смехе и веселье; эти эмоции испытывают или хотят испытать лирический герой, его мама и папа, старший и младший братья. В. Я. Пропп, исследовав материал мирового фольклора и художественной литературы, выделил семь видов смеха: смех над недостатками, добрый, злой, циничный, жизнерадостный, обрядовый, разгульный [25, с. 124–125]. В проанализированных стихотворениях для детей было обнаружено два вида смеха. Первый из них – добрый смех.
Комическое в проанализированных стихотворениях связано с младшими по возрасту персонажами (и вызвано их неумением качественно производить действия, на что они в силу своего возраста пока неспособны). Именно младшие вызывают добрый смех у старших родственников. Лирический герой пытается заарканить взрослого оленя, но поймать ему удается только охапку высохшей травы [17, с. 11]. Отметим, что у северных народов лучшие мастера оленеводства, победив в соревнованиях, могли получить в награду жену [26, с. 43]. В. Я. Пропп подчеркивал: «На общем фоне положительной оценки и одобрения маленький недостаток не только не вызывает осуждения, но может еще усилить наше чувство любви и симпатии. <…> Такова психологическая основа доброго смеха» [25, с. 126]. Старший брат и мать и смеются, и комментируют, что именно вызвало их смех. Н. Курилов, тонко чувствуя особенности смеха, акцентирует внимание на непременной любви к лирическому герою: Смеется брат, смеется мать, / Меня по-доброму любя: / «Не сложно, видимо, поймать / Арканом… самого себя!» [17, с. 11].
При этом реакция самого лирического героя остается за рамками сюжета. Однако можно предположить, что в любящей семье не будет ни злости, ни обиды. Сам лирический герой по-доброму описывает ситуацию, которая случилась с его младшим братом: Мой братишка веселился, / Очень даже шумно, звонко! [18, с. 20], затем споткнулся и разлил компот – не сумел удержать стакан с ценным для тундровиков лакомством. Значим небольшой рассказ-комментарий «Дети тундры», предваряющий подборку стихотворений. Так, к стихотворению «Компот» дается такое пояснение: «А компотов и фруктов часто на столах тундровиков… не бывает. Вот поэтому заплачет тот, кто уронил стакан с компотом на пол из травок…» [там же]. Подобный комментарий помогает понять ситуацию не только детям других национальностей, но и детям северных народов, чье детство, в сравнении с детством их бабушек и дедушек, выросших в тундре, изменилось, и эмоции героя по этой причине могут быть непонятны.
Веселье в стихотворениях для детей связано не только с комической ситуацией. Так возникает второй вид смеха – жизнерадостный. «Подросши, ребенок радостно смеется всякому яркому и приятному для него проявлению жизни…» [25, с. 134]. В одном из стихотворений описывается и ситуация, и эмоции, которые она вызывает: Скачем, скачем на оленях / Все быстрей и веселей [20, с. 14]. Веселье выходит за рамки мира людей. Оно начинает относиться и к взаимодействию с животными. Так, лирический герой, играя с олененком, просит: Посмеши меня, потешь! / Хочешь – прыгай, хочешь – бегай, / Хочешь – ягеля поешь [23, с. 12]. Веселье становится признаком хорошего настроения, вызванного тем, что вместе с отцом на рыбалку направляется и сам лирический герой. Показательно следующее: оценка происходящего приписывается тому герою, благодаря которому и возникает эта светлая эмоция: Весело папе / Работать со мной! [19, с. 9]. Упоминаются в стихотворениях и другие положительные эмоции. Так, лирическому герою интересно вместе с папой на рыбалке, он гордо сидит в лодке, помогая отцу, день рождения назван счастливым и его не скучно отмечать в тундре: В тундре, ну, совсем не скучно / День рождения отмечать: / Если в доме пахнет вкусно, / Можно каждый день мечтать! [18, с. 20].
Однако картина детского мира была бы неполной, если бы в ней не возникали и отрицательные эмоции. Так, речь идет о борьбе со скукой, в которой помогают качели: Чтоб не сильно мы скучали, / Нам поставили качели [22, с. 7]. Для автора важен результат, при этом за рамками сюжета осталось, кто же предложил установить качели – взрослые или сами дети. Очевидна в этом действии забота старших об эмоциональном здоровье детей. Упоминается и о горьком плаче малыша, который разлил компот, причем Н. Курилов заостряет внимание на резкой смене эмоций (Но внезапно он залился / Горьким плачем, очень тонко… [18, с. 20]).
Нельзя обойти вниманием и такую эстетическую категорию, значимую для образной системы, как ужасное. Оно представлено только в одном стихотворении. Н. Курилов, профессиональный художник, мастерски выводит ужасное в пространство рисунка и так нивелирует его в детском сознании. В стихотворении обозначено противопоставление двух миров – безопасного и опасного, связанного с реальным для детского сознания страхом – страхом собственной смерти. К первому миру относятся взрослые, которым опасность не грозит: папа и мама, занимающиеся домашними делами (папа приносит дрова, мама печет оладьи), а также разноцветные олени / С разноцветными рогами [22, с. 11]. Опасность грозит маленьким – оленятам, поэтому их и спрятали в яранге. При этом сам художник – тоже малыш – контролирует ситуацию и детским способом – с помощью рисунка – преодолевает собственный страх, ставя себя в позицию взрослого, защищающего оленят. Нарисованного волка постигает тот печальный конец, что он мог принести другим, причем его гибель – дело уже решенное. Волку как символу ужасного отказано в существовании на листе бумаги: А вот серого волчищу / Рисовать совсем не буду – / Он в моей бумаге белой, / Как в сугробе, утонул [там же].
Итак, художественная литература XX – начала XXI в. благодаря возникновению новой миноритарной литературы, переводу ее произведений на русский язык и включению их в фонд русскоязычной литературы не только обогатилась новыми именами и произведениями, но и получила возможность дальнейшей эволюции поэтики, в частности, поэтики поэзии для детей. Не имевшая прежде собственной литературной традиции, в достаточной мере усвоившая нормы русской поэзии для детей, юкагирская поэзия для детей является достойной продолжательницей традиций русской литературы. Особенностью и одновременно условием развития поэтики являются единые для поэта-представителя национальной литературы и поэта-переводчика на русский язык представления о поэтике детской поэзии. Это служит основанием не только для получения качественного поэтического перевода, но и одним из условий эволюции поэтики.
Образная система, представленная в стихотворениях Н. Курилова, как значимый компонент поэтики, имеет и сходства, и отличия с образной системой русской поэзии для детей. Так, сходство наблюдается в следующем: главным героем является ребенок, в образную систему включены его близкие родственники и предметы / явления окружающего мира, с которыми ребенок взаимодействует; в центре мира находится сам малыш; действия героев характеризуют как набор традиционных функций в семье того или иного героя, так и указывают на его отнесенность к определенной возрастной категории; описываются действия героев в настоящем времени, реже – в прошедшем. Эволюция образной системы стихотворений на русском языке для детей связана с трансляцией национальной картины мира и элементов национального мировоззрения (в частности, этим объясняется отсутствие в образной системе образа шалуна, поскольку сложные климатические условия могли привести подобное поведение к необратимым последствиям; ребенок получает навыки оленеводства и рыболовства и пр.).
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
1. Левченкова, О. С. Пути развития русской детской литературы ХХ века (1920–2000-е гг.): уч. пособие / О. С. Левченкова. – М.: МАКС Пресс, 2010. – 359 с.
2. Бозиева, Н. Б. Динамика развития кабардинской детской поэзии / Н. Б. Бозиева // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2018. – № 5–2 (83). – С. 245–249. – DOIhttps://doi.org/10.30853/filnauki.2018-5-2.6
3. Русская литература для детей: учеб. пособие для студ. сред. пед. учеб. заведений / под ред. Т. Д. Полозовой. 2-е изд., испр. – М.: Асайет А, 1998. – 443 с.
4. Лойтер, С. М. Поэтика детского стиха и ее отношение к детскому фольклору / С. М. Лойтер. – Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2005. – 216 с.
5. Зайцева, Н. В. Приемы создания поэтического образа в произведениях для детей // Региональная Россия: история и современность: мат-лы III Всеросс. (национальн.) науч.-практ. конф. – Комсомольск-на-Амуре: АмГПГУ, 2020. – С. 82–87.
6. Рогачев, В. А. Текст детского писателя и детский контекст // Проблемы детской литературы: сб. науч. тр. / отв. ред. Е. М. Неелов. – Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 1992. – С. 26–33.
7. Лойтер, С. М. О детской литературе, детских поэтах и детском чтении / С. М. Лойтер, М. Д. Яснов // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. – 2019. – № 5 (182). – С. 101–107. – DOIhttps://doi.org/10.15393/uchz.art.2019.359
8. Калашникова, Л. В. Стихи для детей как особый литературный жанр. Особенности перевода детских английских стихов на русский язык / Л. В. Калашникова, Д. А. Любимова // Молодые исследователи – современной науке: сб. ст. III Междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред.: И. И. Ивановская, М. В. Поснова. – Петрозаводск: «Новая Наука», 2022. – С. 232–236.
9. Кажарова, И. А. О детской поэзии Ю. Пхитикова. Материалы к биобиблиографическому словарю «Адыгские писатели ХΙХ–ХХΙ вв.» / И. А. Кажарова // Тенденции развития науки и образования. – 2020. – № 64–5. – С. 35–38. – DOIhttps://doi.org/10.18411/lj-08-2020-173.
10. Октябрьская, О. С. Поэзия А. Л. Барто и Е. А. Благининой о Великой Отечественной войне: типология основных мотивов и образов / О. С. Октябрьская // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. – 2020. – № 3. – С. 37–46.
11. Октябрьская, О. С. Поэзия Е. А. Благининой: основные темы и образы / О. С. Октябрьская // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Литературоведение. Журналистика. – 2014. – № 1. – С. 44–50.
12. Левченкова, О. С. Трансформация образа шалуна в русской детской литературе второй половины XX века / О. С. Левченкова // Stefanos: сб. науч. работ памяти А. Г. Соколова / сост.: Е. Г. Домогацкая, Е. А. Певак. – М.: ООО «МАКС Пресс», 2008. – С. 223–229.
13. Лю, Л. Образ «шалуна» в китайской и русской литературе / Л. Лю // Молодежь и духовное наследие эпохи: культура, артефакты, ценности: мат–лы XI Междунар. науч.-практ. конф. / редкол.: К. А. Подрезов, Е. Ю. Ромашина [и др.]. – Тула: ТГПУ, 2023. – С. 60–62.
14. Трофимова, М. С. Литература юкагиров / М. С. Трофимова, А. В. Пельменева // Страна Юкагирия (из опыта участия в сетевом проекте «Семь народов – семь алмазов»): метод. изд. / сост.: П. И. Филиппова, Т. В. Платонова, А. Н. Трофимова [и др.]. – М. : ООО «Фотоэксперт», 2018. – С. 71–78.
15. Хазанкович, Ю. Г. Детская литература юкагиров середины ХХ – начала ХХI в.: рефлексивное прочтение / Ю. Г. Хазанкович, С. В. Сергеева // Гуманитарные науки в пространстве современной коммуникации: сб. мат-лов II Междунар. науч.-практ. конф. – Киров: МЦИТО, 2020. – С. 70–72.
16. Сысолятина, А. Д. Образы Арктики в детской поэзии Н. Н. Курилова / А. Д. Сысолятина, С. Ф. Филатова // Культурное наследие народов Северо-Востока РФ: проблемы и перспективы: сб. мат-лов II Всерос. науч.-практ. конф. / редкол.: Н. В. Афанасьев, А. М. Захарова. – Якутск: СВФУ, 2023. – С. 100–103.
17. Курилов, Н. Аркан отца / Н. Курилов // Колокольчик. – 1989. – № 4. – С. 11.
18. Курилов, Н. Дети тундры / Н. Курилов // Колокольчик. – 2007. – № 3–4. – С. 20–21.
19. Курилов, Н. Полярный день. Об олененке пою. Паучишка, будь здоров! Я – рыбак / Н. Курилов // Мурзилка, 1990, № 9. – С. 8–9.
20. Курилов, Н. Скачем, скачем на оленях! / Н. Курилов // Костер. – 1985. – № 7. – С. 14.
21. Курилов, Н. Я узнал, что у меня… / Н. Курилов // Колобок. – 1987. – № 10. – С. 12.
22. Курилов, Н. Н. Морошка и солнце: стихи: [для мл. шк. возраста] / Н. Н. Курилов; пер. с юкаг. Михаила Яснова; [худож. И. И. Попов]. – Якутск: Бичик, 1994. – 16 с.
23. Мит лэбиэ (Наш мир): сборник юкагирской культуры / сост. О. И. Жиркова. – Якутск: Издательско-фондовый отдел АУ РС (Я) РДНТ и СКТ, 2020. – 60 с.
24. Киселева, М. С. К вопросу о роли поэзии в диалоге культур / М. С. Киселева, О. Н. Мальцева // Диалог культур Тихоокеанской России: межэтнические, межгрупповые, межличностные коммуникации / отв. ред. Т. В. Краюшкина. – Владивосток : ИИАЭ ДВО РАН, 2017. – С. 231–236.
25. Пропп, В. Я. Проблемы комизма и смеха / В. Я. Пропп. – М.: Искусство, 1976. – 186 с.
26. Голованева, Т. А. Национальные имена, личные песни и семейные предания как способы трансляции семейно-родовой истории в культуре коряков-чавчувенов / Т. А. Голованева, Е. Л. Тирон // Сибирский филологический журнал. – 2024. – № 1. – С. 35–51. – DOI:https://doi.org/10.17223/18137083/86/3.
